воскресенье, 13 мая 2018
23:31
Доступ к записи ограничен
Гайдзин в своём отечестве
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 20 марта 2017
Гайдзин в своём отечестве
Напишите мне название текста, которого я никогда не писала. Я вкратце расскажу, о чем он, и напишу случайный абзац-другой из него.
среда, 16 ноября 2016
Гайдзин в своём отечестве
Имеется в этих наших интернетах восхитительная в своей абсурдности и чернушности копипаста про армию, которую не переделывал только ленивый. И нынче пролетел над нами с Хароном и Оленем дух ночного гона, и адаптировали мы этот дивный текст под возлюбленный наш Мор.
Содержит этот опус массу нецензурщины и оскорбление чувств степняков, поэтому читать его стоит осторожно. И помните: мы не виноваты, нас шабнаки попутали.
В Уклад не хочу, там быков защищать надо, если не защитишь, тебя по линиям раскроют. И в гробу закрытом похоронят, под музыку из представлений столичных. А быков-то рядом положат. Откормленные, породистые. Красивые. С тавром. Ребята, идите в Уклад.
Мясникам в кашу порошочки подсыпают. Совсем молодым степнякам. У них потом хер стоит как патрульный с карабином. И после закта в попу друг друга трахают. Ставни закрывают и бегают по Термитнику. Бесятся. Любят нарядиться твириновой невестой и Степь беречь/танцевать. И в попу друг друга чпокают.
Если ты попал на Бойни — считай твои дни сочтены. Утром круг Суок, перед обедом — фистинг. На обед — мёртвая каша. После обеда — раскрытие по линиям. Без ужина оставили. Пидоры суки. Кушать хочется, а меня хоронят. Блядь.
Когда старшина женился, мясников загнали на курган. Закрыли, подожгли. А они ничего не знают, спят. Менху почку уронил. Его мясники заломали и выебали. Почему? Да потому что он на жертвенный камень нассал. А старшина с женой смотрят и смеются. У жены припадок. Упала, глаза закатила, из рта пена. Жена красивая. Умерла. Когда хоронили, мясники костры жгли. Их потом тоже по линиям раскрыли.
Кто-то закричал. Всем похуй. Хуй колом стоит, что делать? Ты знаешь ответ. Если менху привязали к костному столбу — значит он провинился. И его надо пнуть. Или выебать, тут уже от человека зависит.
Сегодня пантомиму показывали. Наебали. Суки. Показывали про Бакалавра. А мясникам в Степь идти, они же там друг друга пораскрывают блядь! Решили ножи не давать, выдали по бычьей кишке. Так эти долбоёбы одного мясничка насмерть кишками забили. Насыпали внутрь степной земли и забили. Но мне его не жалко, всё равно бы помер.
Кто-то палец оторванный пришивает, кто-то червя утюгом забивает. На полу насрано. Портрет Симона. Напротив портрет инквизитора. Подписанный. Кто подписал, неизвестно. Весь предыдущий таглур по линиям раскрыли, но никто не сознался. Горько вспоминать. Воняет жутко. Полуразложившийся труп мясника. Вот такой наш степной уголок.
Зачем нужно работать? Чтобы не напали. Столичные. Будут по Степи ходить, целенаправленно твирь собирать. Суки. Пидоры. Скальпелем быка поцарапает, ну что ты ему скажешь? Он же ничего по-степному не понимает. И осудить его не смогут, он же не укладский. Только выслать в Столицу и там по линиям раскрыть. Пидоры. Все рыбы — пидоры. И столичные.
Кто не пьёт твирин, тому в день две таблетки выдают. Аскорбинки. Одна отравлена. В другой — порошочек. Вот и гадай: или подохнешь, или стояк лютый будет, хоть кол чеши. Но там большинство пьёт. Как же тут не запьёшь, если тебя ебут в жопу? Охуеть.
Если проебаться от обряда, можно в Город. Главное, чтобы не вычислили. Если вычислят, то тебя отведут на Склады, разденут, завяжут глаза. Во рту кляп. Садят на холодный пол, аж яйца сводит. И начинают сказки читать. И пиздят. Хребтами бычьими. Ладно хоть не ебут. Лучше бы ебали.
Кого в Степи невеста ждёт, тому яйца отрезают. Укладский обряд такой. Как посвящение в менху, только тебе яйца отрезают. Удэем. Обломанным. Их потом можно будет в Термитнике подвесить. А невеста всё равно не дождётся.
Кто продаст авроксов — тот удург. Имеет право носить удэй. С ним всегда свита. Он кушает первым. Старшина ему при встрече в ноги кланяется и обращается "боос крендель". Удург всегда ест с пола, как бык. Или одонг, им виднее. После заката удурга все ебут и пиздят. Почему, Да потому что он продал всех авроксов, пидарас пассивный.
Правильно говорят, что кто не работал, тот не мужик. Или неправильно, я в хуй не тарабанил. "Кто до старости дожил, тот савьюр в Степи полил". Выглядит как чушь? Это и есть чушь. Кто дожил до старости, у того кукушка отбитая и срака как у Марка Бессмертника. Зато живой. Или мертвый. Ему виднее.
На питание Мясника Проект Быков выделяет по 478 монет. Пиздёж. Выделяет в половину меньше. Половину забирает старшина. Ещё половину — менху. И доходит до мясника 17 монет. И жрёт. Монеты жрут, пидоры. Посыпают порошочком, мажут жиром, чтоб лучше выходили, и жрут. Кто накосячит, останется без ужина. Такие дела.
Поработаем ещё. Там менху говорил. Потом раскрылся. Или раскрыли, хуй знает.
Содержит этот опус массу нецензурщины и оскорбление чувств степняков, поэтому читать его стоит осторожно. И помните: мы не виноваты, нас шабнаки попутали.
В Уклад не хочу, там быков защищать надо, если не защитишь, тебя по линиям раскроют. И в гробу закрытом похоронят, под музыку из представлений столичных. А быков-то рядом положат. Откормленные, породистые. Красивые. С тавром. Ребята, идите в Уклад.
Мясникам в кашу порошочки подсыпают. Совсем молодым степнякам. У них потом хер стоит как патрульный с карабином. И после закта в попу друг друга трахают. Ставни закрывают и бегают по Термитнику. Бесятся. Любят нарядиться твириновой невестой и Степь беречь/танцевать. И в попу друг друга чпокают.
Если ты попал на Бойни — считай твои дни сочтены. Утром круг Суок, перед обедом — фистинг. На обед — мёртвая каша. После обеда — раскрытие по линиям. Без ужина оставили. Пидоры суки. Кушать хочется, а меня хоронят. Блядь.
Когда старшина женился, мясников загнали на курган. Закрыли, подожгли. А они ничего не знают, спят. Менху почку уронил. Его мясники заломали и выебали. Почему? Да потому что он на жертвенный камень нассал. А старшина с женой смотрят и смеются. У жены припадок. Упала, глаза закатила, из рта пена. Жена красивая. Умерла. Когда хоронили, мясники костры жгли. Их потом тоже по линиям раскрыли.
Кто-то закричал. Всем похуй. Хуй колом стоит, что делать? Ты знаешь ответ. Если менху привязали к костному столбу — значит он провинился. И его надо пнуть. Или выебать, тут уже от человека зависит.
Сегодня пантомиму показывали. Наебали. Суки. Показывали про Бакалавра. А мясникам в Степь идти, они же там друг друга пораскрывают блядь! Решили ножи не давать, выдали по бычьей кишке. Так эти долбоёбы одного мясничка насмерть кишками забили. Насыпали внутрь степной земли и забили. Но мне его не жалко, всё равно бы помер.
Кто-то палец оторванный пришивает, кто-то червя утюгом забивает. На полу насрано. Портрет Симона. Напротив портрет инквизитора. Подписанный. Кто подписал, неизвестно. Весь предыдущий таглур по линиям раскрыли, но никто не сознался. Горько вспоминать. Воняет жутко. Полуразложившийся труп мясника. Вот такой наш степной уголок.
Зачем нужно работать? Чтобы не напали. Столичные. Будут по Степи ходить, целенаправленно твирь собирать. Суки. Пидоры. Скальпелем быка поцарапает, ну что ты ему скажешь? Он же ничего по-степному не понимает. И осудить его не смогут, он же не укладский. Только выслать в Столицу и там по линиям раскрыть. Пидоры. Все рыбы — пидоры. И столичные.
Кто не пьёт твирин, тому в день две таблетки выдают. Аскорбинки. Одна отравлена. В другой — порошочек. Вот и гадай: или подохнешь, или стояк лютый будет, хоть кол чеши. Но там большинство пьёт. Как же тут не запьёшь, если тебя ебут в жопу? Охуеть.
Если проебаться от обряда, можно в Город. Главное, чтобы не вычислили. Если вычислят, то тебя отведут на Склады, разденут, завяжут глаза. Во рту кляп. Садят на холодный пол, аж яйца сводит. И начинают сказки читать. И пиздят. Хребтами бычьими. Ладно хоть не ебут. Лучше бы ебали.
Кого в Степи невеста ждёт, тому яйца отрезают. Укладский обряд такой. Как посвящение в менху, только тебе яйца отрезают. Удэем. Обломанным. Их потом можно будет в Термитнике подвесить. А невеста всё равно не дождётся.
Кто продаст авроксов — тот удург. Имеет право носить удэй. С ним всегда свита. Он кушает первым. Старшина ему при встрече в ноги кланяется и обращается "боос крендель". Удург всегда ест с пола, как бык. Или одонг, им виднее. После заката удурга все ебут и пиздят. Почему, Да потому что он продал всех авроксов, пидарас пассивный.
Правильно говорят, что кто не работал, тот не мужик. Или неправильно, я в хуй не тарабанил. "Кто до старости дожил, тот савьюр в Степи полил". Выглядит как чушь? Это и есть чушь. Кто дожил до старости, у того кукушка отбитая и срака как у Марка Бессмертника. Зато живой. Или мертвый. Ему виднее.
На питание Мясника Проект Быков выделяет по 478 монет. Пиздёж. Выделяет в половину меньше. Половину забирает старшина. Ещё половину — менху. И доходит до мясника 17 монет. И жрёт. Монеты жрут, пидоры. Посыпают порошочком, мажут жиром, чтоб лучше выходили, и жрут. Кто накосячит, останется без ужина. Такие дела.
Поработаем ещё. Там менху говорил. Потом раскрылся. Или раскрыли, хуй знает.
пятница, 07 октября 2016
Гайдзин в своём отечестве
В последние годы, характеризовавшиеся помимо прочего моим кочевническим образом жизни, на донышке души время от времени выкапывалось и робко напоминало о себе хрупкое, но сильное мечтание: обрести собственный дом. Очень хочется в контексте данного поста писать это слово с заглавной буквы, но не буду - и без этого предостаточно патетики и пафоса. Даже через край.
Когда Капитан готовил меня к одному из первых плаваний, я с тихой, грустной усмешкой сказала ему, что дорога - самое естественное для меня состояние, и нет для меня колыбельной слаще стука колёс. Капитан как-то очень понимающе улыбнулся и кивнул - или, может, мне показалось. У нас обоих были непростые отношения с его домом, хотя на короткое, но невыразимо прекрасное время он был и моим тоже. Спасибо, Капитан. Мне будет не хватать твоего кашля за стенкой. В добрый путь, мой друг.
С другой стороны, Олень очень быстро, когда я начала рассуждать о доме, напомнил мне о простом трюке, который я, в общем-то, всегда знала, но катастрофически не умела проворачивать: свой дом можно носить в себе. Считать себя дома везде, где тебе рады. Это надо уметь, а у меня всё же не выходит так виртуозно и беспечно ощущать себя хоть где-то дома, когда свистаешь соловьём и скачешь стрекозой. Да я просто права не имею. В МОЁМ доме должно быть хорошо не только мне. Здесь не должно быть места случайным людям, но для друзей всегда открыты двери и приготовлена тысяча сортов чая на любой вкус.
Мой дом - нечто среднее между Двором Чудес и Хельмовой Падью.
Я потеряла ощущение дома приблизительно в 14 лет, хотя по факту у меня вообще не было его едва не с рождения. И сейчас впервые в жизни, чёрт возьми, я чувствую, что готова создать это место сама. Из ничего, с нуля. Собрать своими руками по маленьким осколочкам. Из того, что мне дорого. Из тех, кого я люблю.
Если отбросить лирику: я собрала вещи, быстро и без сантиментов простилась с Москвой и перебралась в Питер. И здесь я очень хочу начать по-настоящему жить - наконец-то без сомнений, стыда и страха.
Когда Капитан готовил меня к одному из первых плаваний, я с тихой, грустной усмешкой сказала ему, что дорога - самое естественное для меня состояние, и нет для меня колыбельной слаще стука колёс. Капитан как-то очень понимающе улыбнулся и кивнул - или, может, мне показалось. У нас обоих были непростые отношения с его домом, хотя на короткое, но невыразимо прекрасное время он был и моим тоже. Спасибо, Капитан. Мне будет не хватать твоего кашля за стенкой. В добрый путь, мой друг.
С другой стороны, Олень очень быстро, когда я начала рассуждать о доме, напомнил мне о простом трюке, который я, в общем-то, всегда знала, но катастрофически не умела проворачивать: свой дом можно носить в себе. Считать себя дома везде, где тебе рады. Это надо уметь, а у меня всё же не выходит так виртуозно и беспечно ощущать себя хоть где-то дома, когда свистаешь соловьём и скачешь стрекозой. Да я просто права не имею. В МОЁМ доме должно быть хорошо не только мне. Здесь не должно быть места случайным людям, но для друзей всегда открыты двери и приготовлена тысяча сортов чая на любой вкус.
Мой дом - нечто среднее между Двором Чудес и Хельмовой Падью.
Я потеряла ощущение дома приблизительно в 14 лет, хотя по факту у меня вообще не было его едва не с рождения. И сейчас впервые в жизни, чёрт возьми, я чувствую, что готова создать это место сама. Из ничего, с нуля. Собрать своими руками по маленьким осколочкам. Из того, что мне дорого. Из тех, кого я люблю.
Если отбросить лирику: я собрала вещи, быстро и без сантиментов простилась с Москвой и перебралась в Питер. И здесь я очень хочу начать по-настоящему жить - наконец-то без сомнений, стыда и страха.
вторник, 16 августа 2016
Гайдзин в своём отечестве
Конец света наверняка застанет меня в самый неподходящий момент и в совершенно неподобающем состоянии. Так всегда: в любой час хэ я максимально не готова.
Когда небо и земля поменяются местами, я наверняка буду в безумно красивом вечернем платье. Или с немытой головой. А, возможно - и то, и другое, для большей абсурдности.
Раздастся туш последней войны на Земле. Я до последнего буду пытаться поймать сеть, потому что, наконец, пойму, кому и что я хочу сказать в этот миг. Но, как назло, все вышки сотовой связи будут уже повалены.
И, если окажется рядом хоть кто-то, я знаю, как мы поступим. Переглянувшись и не вымолвив ни слова, возьмёмся за руки и побежим навстречу последнему зареву, едва успевая проноситься мимо рушащихся городов. Грянет крещендо, мир озарится оглушительной вспышкой, после которой нескоро мы увидим что-то вокруг, ослеплённые и обездвиженные.
Мне кажется, что я первая решу снять защитный шлем: всё равно кислород в скафандре не бесконечен. От моей головы повалит густой белый пар: вокруг стало внезапно очень холодно. Я закрою глаза и сделаю первый вдох воздуха ядерной зимы.
Вдохнёшь со мной?
Когда небо и земля поменяются местами, я наверняка буду в безумно красивом вечернем платье. Или с немытой головой. А, возможно - и то, и другое, для большей абсурдности.
Раздастся туш последней войны на Земле. Я до последнего буду пытаться поймать сеть, потому что, наконец, пойму, кому и что я хочу сказать в этот миг. Но, как назло, все вышки сотовой связи будут уже повалены.
И, если окажется рядом хоть кто-то, я знаю, как мы поступим. Переглянувшись и не вымолвив ни слова, возьмёмся за руки и побежим навстречу последнему зареву, едва успевая проноситься мимо рушащихся городов. Грянет крещендо, мир озарится оглушительной вспышкой, после которой нескоро мы увидим что-то вокруг, ослеплённые и обездвиженные.
Мне кажется, что я первая решу снять защитный шлем: всё равно кислород в скафандре не бесконечен. От моей головы повалит густой белый пар: вокруг стало внезапно очень холодно. Я закрою глаза и сделаю первый вдох воздуха ядерной зимы.
Вдохнёшь со мной?
понедельник, 20 июня 2016
Гайдзин в своём отечестве
Он прекрасно помнил, что за книжку она тогда пыталась подцепить кончиками пальцев на верхней полке стеллажа. «Чиполлино».
Кажется, ничего особенного: просто молодая мамаша присматривает своему ребёночку сказку на ночь. Так было бы, если бы полки этой лавчонки не были заставлены трудами коммунистов и самиздатом местного левачья. Если бы на стенах не висели постепенно выцветающие плакаты, с которых смотрели на редких посетителей Маркс, Хендрикс и Че Гевара. Если бы за кассой не сидел обкуренный хиппарь в видавшей виды футболке со звездой РАФ. Если бы «Чиполлино» чуть меньше походил на бессовестную политическую сатиру. Если бы эта женщина, в конце концов, была одета попроще.
— Странно, что ещё не запретили, — словно вскользь роняет она.
— Её и не запретят, — не задумываясь ответит он, — Просто сожгут вместе с остальными.
Их диалог — игра. Их взгляды — вальс. Он оценивает, стоит она вообще чего-нибудь, или нет.
Позже, когда они окажутся в одной постели, она неловким жестом положит эту книжку на стопку здесь, в изголовье, как раз пока он станет скатывать с её ноги чулок. Он с явным наслаждением оставит ногтем затяжку: они ему сразу не понравились, эти чёртовы чулки. Слишком дорогие. Чересчур отдают дрянной благопристойностью, как и её сиреневое ("лавандовое" — поправляет она, и хочется её ударить) пальто и тонкий ободок золота на безымянном пальце.
Они ещё не знают, что начинается Немецкая Весна, но подспудно догадываются, что им лучше подружиться; что нечестно разбегаться, сделав вид, что не спросили имён друг друга и что место их первой встречи было случайным.
Когда на излёте осени он бросит в залитую керосином комнату зажжённую спичку, его взгляд скользнёт по покрытой толстым слоем пыли обложке с изображением мальчика-луковки. Он постарается отвести взгляд, чтоб не вспоминать рук, которые оставили книжку здесь. Которые бессчётное множество ночей пересчитывали созвездия родинок на его лице.
О том, что свой дом он сжёг дотла, она узнает от их общих врагов. Она не поверит, что найденное там обугленное тело принадлежит ему. И будет права.
2020 год закончился в прошлом апреле. История одинокого волка истлела и того раньше. Это было недавно, это было давно. А я теперь убеждена, что волчонок кончит много хуже отца. Но до тех пор - она будет жить, распарывая себе живот и кормя их обоих — мёртвого и нерождённого — собственной плотью.
Кажется, ничего особенного: просто молодая мамаша присматривает своему ребёночку сказку на ночь. Так было бы, если бы полки этой лавчонки не были заставлены трудами коммунистов и самиздатом местного левачья. Если бы на стенах не висели постепенно выцветающие плакаты, с которых смотрели на редких посетителей Маркс, Хендрикс и Че Гевара. Если бы за кассой не сидел обкуренный хиппарь в видавшей виды футболке со звездой РАФ. Если бы «Чиполлино» чуть меньше походил на бессовестную политическую сатиру. Если бы эта женщина, в конце концов, была одета попроще.
— Странно, что ещё не запретили, — словно вскользь роняет она.
— Её и не запретят, — не задумываясь ответит он, — Просто сожгут вместе с остальными.
Их диалог — игра. Их взгляды — вальс. Он оценивает, стоит она вообще чего-нибудь, или нет.
Позже, когда они окажутся в одной постели, она неловким жестом положит эту книжку на стопку здесь, в изголовье, как раз пока он станет скатывать с её ноги чулок. Он с явным наслаждением оставит ногтем затяжку: они ему сразу не понравились, эти чёртовы чулки. Слишком дорогие. Чересчур отдают дрянной благопристойностью, как и её сиреневое ("лавандовое" — поправляет она, и хочется её ударить) пальто и тонкий ободок золота на безымянном пальце.
Они ещё не знают, что начинается Немецкая Весна, но подспудно догадываются, что им лучше подружиться; что нечестно разбегаться, сделав вид, что не спросили имён друг друга и что место их первой встречи было случайным.
Когда на излёте осени он бросит в залитую керосином комнату зажжённую спичку, его взгляд скользнёт по покрытой толстым слоем пыли обложке с изображением мальчика-луковки. Он постарается отвести взгляд, чтоб не вспоминать рук, которые оставили книжку здесь. Которые бессчётное множество ночей пересчитывали созвездия родинок на его лице.
О том, что свой дом он сжёг дотла, она узнает от их общих врагов. Она не поверит, что найденное там обугленное тело принадлежит ему. И будет права.
2020 год закончился в прошлом апреле. История одинокого волка истлела и того раньше. Это было недавно, это было давно. А я теперь убеждена, что волчонок кончит много хуже отца. Но до тех пор - она будет жить, распарывая себе живот и кормя их обоих — мёртвого и нерождённого — собственной плотью.
суббота, 14 мая 2016
Гайдзин в своём отечестве
Когда у меня что-то случается, что-то нехорошее, я имею обыкновение пропадать со всех радаров, окапываться в одиночестве и держать глухую оборону. Так уж я устроена. Не хочу никого впутывать. Терпеть не могу волновать. Не считаю, что вправе.
Люди, конечно, обижаются, если я вдруг исчезаю на несколько месяцев без шанса на связь. Наверное, я слишком милая, чтоб обижались всерьёз и слишком умненькая, чтоб творить глупости.
Не серчайте, если что. Ничего со мной не будет.
А сейчас внезапно люди рядом просто берут меня, встряхивают и орут в лицо, чтобы я не держала в себе. Что они могут помочь. Что я не одна. И не пускают в бегство. И моя внутренняя неприступная крепость пустует без скрывающегося за стенами обитателя. Узника.
Обескураживающе. Но, что сказать, приятно.
Люди, конечно, обижаются, если я вдруг исчезаю на несколько месяцев без шанса на связь. Наверное, я слишком милая, чтоб обижались всерьёз и слишком умненькая, чтоб творить глупости.
Не серчайте, если что. Ничего со мной не будет.
А сейчас внезапно люди рядом просто берут меня, встряхивают и орут в лицо, чтобы я не держала в себе. Что они могут помочь. Что я не одна. И не пускают в бегство. И моя внутренняя неприступная крепость пустует без скрывающегося за стенами обитателя. Узника.
Обескураживающе. Но, что сказать, приятно.
суббота, 07 мая 2016
Гайдзин в своём отечестве
Мой добрый знакомый и просто хороший человек Олег недавно анонсировал свою мини-игру по мотивам Тургора - TurgorQuest. И сегодня он предоставил её на суд широкой публике ^__^
TurgorQuest - это небольшая point-and-click адвенчура в знакомых всем любителям Тургора декорациях, выполненная в приятном и ненавязчивом мультяшном стиле, полностью отрисованная и собранная Олегом. Музыку для игры он, кстати, тоже писал сам. Это совершенно не серьёзная игра, ни на что не претендующая, воспринимаемая даже собственным автором как фанарт и дань уважения игре-оригиналу. Если вы не брызжете слюной по поводу нарушения копирайтов, не падаете в обморок от вольного отношения с каноном и готовы отнестись к миру Промежутка с юмором, не боясь осквернения священных авроксов, - попробуйте. TurgorQuest очень приятный и забавный. Скачать игру или поиграть в браузере можно здесь.
А ещё у Олега сегодня день рождения.
среда, 04 мая 2016
20:29
Доступ к записи ограничен
Гайдзин в своём отечестве
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 13 апреля 2016
23:32
Доступ к записи ограничен
Гайдзин в своём отечестве
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 07 апреля 2016
Гайдзин в своём отечестве
Во сне я говорю на чужих языках. Я никогда не умела ничего иного, и говорю я много, подробно, тщательно подбираю слова - тщательнее, чем наяву.
Утром я не могу вспомнить ни слова. Не могу вспомнить, что это был за язык. Но после пробуждения ещё некоторое время думаю на нём.
Утром я не могу вспомнить ни слова. Не могу вспомнить, что это был за язык. Но после пробуждения ещё некоторое время думаю на нём.
понедельник, 15 февраля 2016
23:47
Доступ к записи ограничен
Гайдзин в своём отечестве
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 22 января 2016
Гайдзин в своём отечестве
Я читаю то, что писала в семнадцать лет, и с ужасом понимаю - я исписалась. Я нахожу в своих старых текстах такие словесные конструкции, от которых у меня перехватывает дух, и признаю мысленно: чёрт, я была хороша.
А потом я открываю файл с тем, что пишу сейчас, пробегаюсь глазами по строкам - и с плохо подавляемым отвращением закрываю, ни в силах выдавить из себя ни одного паршивого словечка. Голова пуста. Язык заплетается, из-под пальцев выходят только какие-то изломанные конструкции, какие-то вербальные инвалиды, которых не спасёт ни один костыль.
Мне больше никогда не будет семнадцать лет.
А потом я открываю файл с тем, что пишу сейчас, пробегаюсь глазами по строкам - и с плохо подавляемым отвращением закрываю, ни в силах выдавить из себя ни одного паршивого словечка. Голова пуста. Язык заплетается, из-под пальцев выходят только какие-то изломанные конструкции, какие-то вербальные инвалиды, которых не спасёт ни один костыль.
Мне больше никогда не будет семнадцать лет.
четверг, 17 декабря 2015
Гайдзин в своём отечестве
Мне снова снятся войны, на которых я не была. По очереди и все сразу.
Я по десять раз за ночь вскакиваю, садясь на кровати, и не могу вспомнить, что же такое мне приснилось. Каждое такое пробуждение означает маленькую смерть. Я - солдат, выполняющий самоубийственный приказ и полководец, который его отдаёт. Я командир расстрельной группы и казнённый им партизан. Я легионер и я копьё, и я же - пронзённое насквозь сердце.
Во сне я кричу на чужих языках, из которых не понимаю ни слова. При пробуждении самое главное - побыстрее понять, что руки не измазаны в крови по локоть, это всего лишь тень от шторы.
Я по десять раз за ночь вскакиваю, садясь на кровати, и не могу вспомнить, что же такое мне приснилось. Каждое такое пробуждение означает маленькую смерть. Я - солдат, выполняющий самоубийственный приказ и полководец, который его отдаёт. Я командир расстрельной группы и казнённый им партизан. Я легионер и я копьё, и я же - пронзённое насквозь сердце.
Во сне я кричу на чужих языках, из которых не понимаю ни слова. При пробуждении самое главное - побыстрее понять, что руки не измазаны в крови по локоть, это всего лишь тень от шторы.
четверг, 13 августа 2015
Гайдзин в своём отечестве
Не может не радовать в себе способность признавать ошибки и не оправдывать ничем сторонним собственную глупость и прочие пороки в прошлом. Быть может, это путь к тому, чтоб однажды престать находить оправдания себе в настоящем.
На мою последнюю любовную историю (то ли только что закончившуюся, то ли никогда толком не начинавшуюся) я смотрю теперь за редким исключением как "на что я, чёрт возьми, вдолбила четыре года"? Хорошо, что это случилось хотя бы сейчас, а не когда всё зашло слишком далеко и рвать бы пришлось с мясом. Жаль, что у меня слишком верная память, и хорошее я помню так же чётко, как плохое. Досадно, что в мире вокруг всё ещё столько напоминаний о старых обещаниях.
Надеюсь, (просто из вредности) что ты тоже не забываешь, и что являются к тебе хоть иногда мои огромные глаза.
На мою последнюю любовную историю (то ли только что закончившуюся, то ли никогда толком не начинавшуюся) я смотрю теперь за редким исключением как "на что я, чёрт возьми, вдолбила четыре года"? Хорошо, что это случилось хотя бы сейчас, а не когда всё зашло слишком далеко и рвать бы пришлось с мясом. Жаль, что у меня слишком верная память, и хорошее я помню так же чётко, как плохое. Досадно, что в мире вокруг всё ещё столько напоминаний о старых обещаниях.
Надеюсь, (просто из вредности) что ты тоже не забываешь, и что являются к тебе хоть иногда мои огромные глаза.
среда, 29 апреля 2015
Гайдзин в своём отечестве
«В Японию. Дальше уж не бывает» - сказал Эраст Фандорин, прощаясь с Варенькой в конце «Турецкого гамбита». И действительно - трудно представить, куда уж дальше, иногда трудно верится, что все мы, представители человеческого рода, как-то умещаемся на одной и той же планете. На крошечном голубом шарике посреди бесконечного ледяного безмолвия космоса одновременно существуют чопорные сарариманы и воины масаи, английские джентльмены и девицы гангуро, ковбои и гейши, христиане и синтоисты.А самое удивительное, что все они ухитряются друг друга ненавидеть и бояться, огораживаться друг от друга поистине непреодолимыми стенами и мастерски отделять своих от чужих.
Это деление как нигде остро чувствуется в Японии, открывшейся миру ничтожно недавно. На её примере наглядно видны многочисленные внутренние противоречия и предрассудки, на деле раздирающие каждую страну или нацию изнутри - а вместе с ней и каждого отдельно взятого человека.
Нет, нам не стать просто гражданами мира, пока мы смотрим друг на друга через решётку, как в зоопарке, и толком не знаем, по какую мы сторону. Поразительно, каким жутким эхом откликается написанное в этой книге десять лет назад сегодня, и я вновь убеждаюсь: пока не познаешь другого, не познаешь себя. Пока не полюбишь другого, не примешь его с распростёртыми объятиями и не впустишь в себя, как сделал это Вадим Смоленский, так ничего толком в этой жизни не поймёшь. Рискуешь, правда, при этом стать гайдзином в своём отечестве, но это не так страшно: для кого-то ты и так уже гайдзин. Давно известно: из своих в чужие перейти легче, чем из чужих - в свои.
Пожалуй, лучшая книга, прочитанная за долгое время.
вторник, 28 апреля 2015
Гайдзин в своём отечестве
Вы читали комикс «Маус»? Если нет, то рекомендую вам это сделать и не открещиваться, ссылаясь на возможную нелюбовь к комиксам в принципе. Штампованное барахло про супергероев не имеет ничего общего с этим графическим романом кроме, собственно, формы подачи информации. «Маус» - лауреат Пулитцеровской премии и по некоторым оценкам чуть ли не лучшее произведение о Холокосте. Глубоко личная история, сквозь которую просматривается настоящий ужас геноцида и войны, а после в голове оседает мысль о том, что это не должно повториться, потому что не должно повториться никогда. Первый том романа называется «Мой отец кровоточит историей». Если бы книги могли истекать кровью, то из этой вылилась бы целая река.Вчера в течение дня рунет рвало от сообщений о том, что книга снята с продажи. По сообщениям нескольких источников, первым в этом был уличён Московский дом книги, а теперь к нему присоединились ещё и «Москва» на Тверской и «Библио-Глобус». Приказ свыше или инициатива самих перепуганных магазинов - толком неизвестно. Известна причина - близость даты 9 мая и свастика на обложке.
СВАСТИКА НА ОБЛОЖКЕ, КАРЛ!
Будь это другая книга и отыщись иная причина прятать её под прилавки, речь могла бы идти про пиар, но здесь уж точно нарочно не придумаешь. Исчезновение «Мауса» - явление абсолютно того же порядка, что идиотские предложения замазать свастику в «Семнадцати мгновениях весны» или убрать портрет Гитлера из учебников истории. Не забыта и история с солдатиками, которая казалась ещё недавно самым нелепым, что только может произойти на этой почве. Не исключено, что такие меры - перестраховка, чтоб не попасть под горячую руку рейдов, которые грозятся проводить в поисках экстремистских материалов. Эти невесёлые приметы времени медленно но верно ковыряют давно набухающий гнойник: похоже, о фашизме нам совершенно не надо думать, и желательно забыть, как он вообще выглядит. Смешно, особенно на фоне уже утомивших разглагольствований о том, что недопустимо переписывать историю и забывать о прошлом.
Только недавно я поймала себя на мысли, что в каждом крупном книжном магазине на полке с комиксами я неизменно цепляюсь глазом минимум за один экземпляр «Мауса». Сделала вывод о сравнительно большом тираже. Тогда беды ещё ничто не предвещало. Было бы здорово, если эта в общем позорная со всех сторон ситуация заставит кого-то заинтересоваться книгой и прочесть её. Она стоит того, чтоб о ней знало как можно больше людей. Плохо только, что повод поистине недостойный.
Напомню, что по итогам съезда русских националистов в Петербурге так никто и не был привлечён к уголовной ответственности.
суббота, 11 апреля 2015
23:59
Доступ к записи ограничен
Гайдзин в своём отечестве
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 17 марта 2015
Гайдзин в своём отечестве
«Запрещённый приём» со второго раза зашёл гораздо лучше, чем с первого. Главным образом потому, что в этот раз мне хватило терпения и сил досмотреть его до конца. А это действительно испытание, потому что выдержать ахинею, которая творится в середине - задача не из лёгких. Впечатление осталось сильное, именно потому что концовка придаёт происходящему на экране аду говна хоть какой-то смысл, и общая картина получается довольно стройная и логичная. Но только когда спойлер. Для пересмотра фильм не годится: только за счёт эффекта неожиданности от развязки и получается общее впечатление. Картинка хороша, но бьёт по глазам ужасающая вторичность и откровенный кич. Экспозиция и сценарий в основном таймлайне никакущие, диалоги писал абитуриент сценарного, который не может поступить уже лет семь. Хорошо играют только Гуджино, Хэмм и главгад. Но - повторюсь, фильм намного лучше, чем показалось мне в первый раз, когда я сказала "в пекло это говно!" и вырубила.
Хотя «Завтрак на Плутоне», например, в первый просмотр тоже показался мне унылым и раздражающим, а фильм-то отличный на самом деле, но потребовалось время, чтоб это понять.
Надо попробовать досмотреть «Запределье». Его я тоже когда-то не смогла по схожим причинам.
А «Воображариум доктора Парнаса» даже пытаться не буду. Этот кусок говна время не способно сделать лучше.
Хотя «Завтрак на Плутоне», например, в первый просмотр тоже показался мне унылым и раздражающим, а фильм-то отличный на самом деле, но потребовалось время, чтоб это понять.
Надо попробовать досмотреть «Запределье». Его я тоже когда-то не смогла по схожим причинам.
А «Воображариум доктора Парнаса» даже пытаться не буду. Этот кусок говна время не способно сделать лучше.
пятница, 06 февраля 2015
01:23
Доступ к записи ограничен
Гайдзин в своём отечестве
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра